Кунсткамера

Читальный зал

А.Ю.Закгейм

АФРАЛЛЕР

вечер 10 марта. Пальмы сгибались под ветром. Стекла заведения Родриго угрожающе звенели. Но это было уже не страшно: сезон ураганов кончился, кончился очень рано, и наступило время, которое Кшиштоф Ковальски любил больше всего - уже можно нормально ходить по улицам, и при этом еще не началось нашествие туристов. Слава Богу, он уже может не кидаться за любым грошом и в этот недолгий период затишья позволить себе немного расслабиться.

Беда только в том, что последние годы в такие моменты на него нападает зуд подведения жизненных итогов - занятия заведомо бессмысленного и вызывающего не так уж много сладких воспоминаний. Да, он лишен даже того, что есть у большинства: сладких воспоминаний детства. Родился в трюме парохода, увозившего родителей из Польши, раздавленной Гитлером и Сталиным. Непонятно почему поселились в глухом углу Новой Англии, где их католическое вероисповедание вызывало нескрываемую неприязнь соседей-протестантов и злую агрессивность соседских детей. Несмотря на это (а может быть, именно поэтому), он вырос поляком и католиком; хотя для окружающих он был Крисом, но для себя - только Кшиштофом. А Польшу удалось увидеть лишь в сорок семь, и слишком многое там оказалось не таким, как виделось в мечтах…

Детство кончилось в двенадцать лет. Мать умерла, и совершенно неожиданно для всех отец, шумный жуир, впал в глубокую депрессию и покончил с собой. Пришлось оставить школу и зарабатывать на жизнь. В пятьдесят восьмом году оказалось, что у него довольно бойкое перо (правду сказать, не перо, а машинка), и с тех пор его удел - несладкая доля провинциального журналиста. Где он только не побывал - во Вьетнаме, Иране, Судане и Нигерии, Парагвае и Гаити, Гренландии и Антарктиде… Сотрудничал с сорока газетами двадцати семи штатов, а изредка - и с зарубежными. И вот, наконец, после четверти века такой жизни обрел тихое пристанище.

"Сан-Фелипе - государство на одноименном острове. 27 тыс. жителей. Языки: испанский, английский. Сельское хозяйство (тропич. фрукты), туризм". Вот и все, что знал Кшиштоф, когда крохотный самолетик высадил его и еще трех пассажиров на столичном аэродроме - лужайке сто на пятьсот ярдов. Владелец очередной газеты, в которой Ковальски числился уже обозревателем, пару раз отдыхал здесь, после чего поручил создать острову рекламу. Прошел лишь год. Реклама, видимо, удалась. Босс, купивший на острове два отеля, был доволен. А Кшиштоф решил осесть здесь. Хороший климат, если не считать сезона ураганов. Большинство жителей - католики. Нашлась работа: в редакции "Сан-Фелипе миррор" он стал вторым человеком, в здешней глуши оказалось нетрудно блеснуть опытом. А главное - покой. Очень спокойный остров, особенно когда туристов не слишком много. Последние же пять лет он почти обрел семью. Почти…

Думы Кшиштофа прервал папаша Родриго.

- Крис, вас хочет видеть молодой человек.

Молодой человек оказался невысокого роста чернокожим лет тридцати.

- Сэр, мне сказали, что вы - лучший на острове журналист. Я - Джим Свази, корреспондент "Ист-Лондон пост" из Южной Африки. Не можете ли вы немного помочь мне?

- Если не возражаете, зовите меня Крисом. Не знаю, лучший ли я журналист, но, во всяком случае, тертый. У меня как раз затишье, так что я - к вашим услугам.

- Спасибо, Крис. Если позволите, начну сразу. Моих читателей очень интересуют взаимоотношения европейцев и африканцев в вашей стране. Ходят слухи, что вы здесь близки к идеалу.

- Не думаю. Впрочем, сначала постараюсь рассказать, как я эти отношения вижу. А вы решайте, насколько это хорошо. По мне, так не очень, хотя и далеко не плохо. Пожалуй, я сказал бы так: у нас - добровольный, традиционный апартеид. Белые и африканцы легко общаются; как правило, доброжелательны друг к другу. Расистов лично я не встречал. Но живут почти все раздельно. Это просто традиция - белые и черные кварталы. Никто не препятствует африканцу поселиться на Принс Уильям Скуар, но он будет чувствовать себя там не так удобно, как на Секонд Стрит. И таких почти нет. Даже любовь… Достаточно часто белый парень дружит с африканской девушкой. Редко, но бывает и наоборот: девушка - белая, а ее друг - африканец. Если рождаются дети, почти никто не считает это чем-то страшным. Но в официальный брак вступают "свои со своими". Исключения очень редки.

(Почему ты не женишься на Марии? Боишься связать себя? Или все же дух разделения рас пустил росточек в твоей душе? Но об этом ты не расскажешь. Стыдишься? Или еще не додумал до конца?)

- А мулаты?

- За малым исключением, они чувствуют себя африканцами. И живут соответственно.

- А школы?

- Здесь закон тверд. Полное равноправие и никакой сегрегации. Все учатся вместе.

- А как дела с высшим образованием?

- Я не знаю точно, как с тем, кто едет в заграничные университеты. В нашем университете Сан-Фелипе семьсот студентов. Африканцев около двух третей - так же, как во всей стране. Но среди них больше иностранцев, чем среди европейцев. И преподаватели: из ста человек шестьдесят - африканцы.

- А аспиранты?

- Да вот, я как раз собрался завтра с утра навестить профессора Кокрена. Это наше светило; не исключено, что одна из ближайших Нобелевских премий по химии - его. Он человек общительный и мой приятель. Вы посмотрите, как работают его аспиранты. Сейчас их семь, трое - темнокожие.

Из дневника Кшиштофа Ковальского

11 марта. Эйб Кокрен поморщился, когда я рассказал ему суть дела. Для него эта проблема попросту не существует, ему действительно безразличен цвет кожи и неприятны разговоры на эту тему. Но он, конечно, понял, что для Джима - все по-другому.

- Видите ли, мистер Свази, я допускаю, что в каких-то деталях способности европейца и африканца могут различаться. Хороший пример: каждый, кто интересуется спортом, знает, что люди вашей расы удивительно хорошо бегают. Удивительно, но я по своему опыту и своим знаниям не могу назвать ни одной области, где по природным данным так же выделяются европейцы. Преимущества цивилизации, больше возможностей проявиться - это да. Врожденных же преимуществ я не знаю, хотя почему бы им не быть. Но все это - отдельные детали. В целом мы все - разные, но место рождения, но место рождения, ни ваше, ни ваших предков, ничего главного не определяет. Когда же речь идет о научных способностях, здесь должен объединиться такой разнообразный букет задатков, из которых один сильнее у англичанина, другой - у готтентота, третий - у еврея, а четвертый - у бирманца, что всякие подобные рассуждения абсолютно бессмысленны.

У меня в позапрошлом году защитил диссертацию Питер Браун, ирландец. Скоро его имя прогремит в мировой науке. А сейчас близок к защите Антуан Рифо, гаитянин. Приехал с Гаити, химию почти не знал. Теперь обогнал всех - талантлив поразительно. Делает такую работу… впрочем, вряд ли вам интересны химические подробности.

- Профессор Кокрен, мне очень интересно. И я постараюсь понять: в колледже я был третьим по химии.

- Прекрасно. Извините, если я вас обидел. Дело вот в чем. Антуан взялся изучать биологически активные вещества одного здешнего кустарника, Pseudorosa robusta. Выяснил, что их очень много, что они высокоэффективны. А главное - не знаю даже, как он догадался - обнаружил странное единообразие. Одна и та же реакция бензоилирования, которая, по-видимому, живому растению чужда, резко усиливает действие большинства из них, причем химически совершенно непохожих. Каков здесь смысл, он сейчас пытается понять. В любом случае это прекрасная работа и очень перспективная.

- Спасибо, профессор. Я очень…

Закончить Джим не успел. Распахнулась дверь в соседнюю лабораторию и оттуда вывалился Антуан Рифо. Всего секунду мы ошарашенно глядели, как он корчится на полу, потом кинулись к нему. Лицо Антуана было страшно. Оно раздулось так, что, казалось, сейчас лопнет кожа. Цвет лица был ярко-коричневый, никогда не подозревал, что негр может так покраснеть. Огромные глаза Антуана совершенно исчезли под разбухшими веками. Сиплое дыхание прерывалось стонами.

- Свази, помогите вынести его на воздух. А вы, Крис, звоните в "скорую". Быстро!

Я еле успел сказать девушке из "скорой", куда ехать, как услышал резкий выкрик Эйба:

- Крис! Без вас я не справлюсь!

Я подбежал. Джим выпустил Антуана и сел на пол. Его лицо на глазах краснело и отекало. Пришлось тащить двоих. Хорошо, что "скорая" приехала сразу.

20 апреля. Эйб позвонил мне утром и попросил зайти в два часа. В кабинете, где я не был с того сумасшедшего мартовского дня, сидели все аспиранты и Джим Свази. Эйб выглядел торжественно, как всегда, когда волнуется.

- Джентльмены, совершенно случайно обнаружен поразительный факт. Мистер Ковальски, вы были здесь тогда, 11 марта. Не показалось ли вам, что в происшедшем присутствовало нечто непонятное?

- Показалось. Почему Антуан и Джим так сильно отравились, а мы с вами - нет?

- Совершенно верно. Антуан получил вещество, которое обладает фантастическими свойствами. Оно практически не действует на европейцев, а для африканцев - аллерген исключительно сильного действия. Два слова для нехимиков. Наука знает вещества, по-разному действующие на разных людей. Есть такие, которые для шестидесяти процентов человечества безвкусны, а для остальных сорока страшно горьки. Собственно, практически любой аллерген сильно действует только на некоторых, а для остальных безразличен. И чувствительность к разным веществам передается по наследству. Но столь мощное действие и такой тип генетической обусловленности, пожалуй, обнаружены впервые. Антуан, нужно готовить статью для "Нейчер". Продукт я назвал бы "афраллер" - аллерген для африканцев.

В этот момент поднял руку Свази.

- Извините, профессор Кокрен, я не должен вмешиваться в научное обсуждение. Но мой печальный опыт, которого, к счастью, нет у вас, говорит: в ваши руки попало страшное оружие. И лучше, если о нем никто не узнает. Слишком велик будет соблазн для тех, кому унизить, ударить, замучить негра - одно удовольствие.

- Мистер Свази, я понимаю ваши чувства и уважаю их, но думаю, вы неправы. Понять работу Рифо сможет лишь тот, чей культурный уровень достаточно высок, а такой человек не станет использовать ее во зло. К тому же в нашей стране все расы взаимно доброжелательны.

- Профессор Кокрен, - ввязался я в разговор, - вы на дюжину голов выше нас в науке. Но знания людей у вас маловато. В этом, пожалуй, лучше всего разбираемся мы со Свази. И если моей мнение что-то для вас значит, скажу: я очень жалею, что Рифо получил этот проклятый афраллер. Более того, я очень жалею, что об этом знают по крайней мере девять человек - все, кто здесь сидят. Еще кто-нибудь знает?

- Больше никто. Но не слишком ли…

- Не слишком. - Я перебил профессора почти неприлично. - В руках тех, кто здесь находится - бомба, Свази прав. И взорваться она может от любой неосторожности. Мы все должны поклясться самой страшной клятвой, что никому никогда ни при каких условиях не проболтаемся.

- Ковальски, я привык доверять вашей житейской мудрости. Но боюсь, что все не так просто. Нельзя безнаказанно идти против цели науки. А эта цель - выяснение истины. Кто знает, что потеряет человечество, если мы истину скроем. Быть может, именно здесь - ключ к победе над аллергией, к раскрытию механизмов иммунитета. Имеем ли мы право прятать этот ключ?

- Профессор, сегодня в этом страшном мире есть истины, которым не время появляться. Вспомните об атомной бомбе. Поверьте, речь идет о страшном. Эйб молчал минуты четыре-пять. Мы молча ждали. Наконец, он принял решение.

- Ладно, я подумаю. Пока прошу всех строго соблюдать тайну. Ожидать большего было невозможно. Эйб - человек до крайности упрямый. Но я понадеялся, что он в конце концов поймет, а остальные будут его слушаться.

|| Читальный зал: содержание ||